Интересные факты биографии и стихи талантливого поэта
100-летие поэта – тест на его вхождение в сонм классиков. Или «невхождение». Если через 100 лет после его рождения, мы знаем, кто это такой и даже готовы цитировать – да, классик. Если не знаем – … В случае с Друниной – знаем или нет? Классик она или не классик? Впрочем, главный вопрос здесь, пожалуй, иной: кто эти «мы», которые входят в фокус-группу? И если «мы» – это «бумеры», получившие образование в глубоком ХХ веке и точно знающие, что и почему писала Юлия Друнина, то, пожалуй, нам и решать: Юлия Друнина – классик, продолжательница линии «женской поэзии», идущей от Ахматовой, Цветаевой, Берггольц. Ее добровольный уход из жизни обозначил трагический финал, которым не впервые завершается биография русского поэта. Сегодня мы, выдернув несколько эпизодов из этой биографии, попробуем увидеть Юлию Друнину – героиню войны, невероятную красавицу, талантливого поэта, настоящую патриотку родной страны.
«В омуте кабацкого разгула…»
Юлия Друнина родилась в 1924 году. Отец, мечтавший стать поэтом, всю жизнь проработал учителем. Он был на 20 лет старше Юлиной матери, и так сложилось, что именно он оказался главным человеком ее детства и юности. Однажды Юлин каприз спас его от трагической смерти. Как «ударник труда» он получил невероятный подарок – билет на гигантский самолет «Максим Горький», совершающий демонстрационный полет над Москвой. Юля устроила истерику: как это ты полетишь без меня? Папа не полетел. Самолет рухнул на жилой дом в районе Сокола. Все пассажиры и экипаж погибли. Примерно в это время (Юле 11 лет) рождается и первая лирическая строфа, посвященная однокласснику. Правда, сильно подворованная у Пушкина:
Ах, Игорь, Игорь, для чего,
Не зная сердца твоего,
Тебе навек я отдалася?
Ну и еще одно – тут уж целый коктейль из Блока и Есенина:
В омуте кабацкого разгула
Я нашла свой верный идеал,
То была цыганка Мариула
И вином наполненный бокал…
«Я только раз видала рукопашный…»
1941-ый. Юля рвется на фронт. Вот, что пишет она в своих воспоминаниях о школьной юности:
«…быт как-то не замечался – царило Бытие… Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову, покорение полюса, Испания – вот, чем жили мы в детстве… Удивительное поколение! Вполне закономерно, что в трагическом сорок первом оно стало поколением добровольцев…»
Ей всего 17 – возраст непризывной. И тогда она отправляется на строительство оборонительных сооружений в Можайск. Спасли в холодных сараях. Периодически раздавался крик «Воздух!». Ночью ополченцев подняли по тревоге. «Хитрая» Юля (ополчение – это ведь уже, практически, военные!) присоединилась к ним. Потом были бои – один, другой. Она перевязывает раненых, вокруг грохот выстрелов, разрывы снарядов. Влетели в деревню. Вместе с комбатом вбежали в избу. Там, прижавшись к стене, стоял дрожащий немолодой немец, санитар. Он поднял руки. Комбат протянул Юле фляжку: «Погрейся, сестренка…» Юля глотнула и… закашлялась: это была водка.
В конце сентября дивизия оказалась в окружении. Комбат повел батальон на прорыв. Выходили из окружения, вступая в бой, теряя товарищей, тринадцать суток. К «дырке» в переднем крае немцев подошли в количестве 9 человек. Перед ними – минное поле. Комбат – молодой учитель из Минска – вдруг зашел на поле и стал прыгать. «Спятил», — подумала Юля. Комбат радостно объявил: все в порядке, мины противотанковые, вес человека не воспринимают». Уже подходили к краю, когда с немецкой стороны прилетел снаряд. Комбат был убит.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
«Эй, пилот молодой! Когда вступишь ты в бой, свою юную жизнь не жалей…»
Правдами-неправдами Юля стремилась на фронт. Родители уехали в эвакуацию – в Заводоуковку в Тюменской области. А Юля стала курсантом Школы младших авиаспециалистов. После окончания она получит звание стрелка авиавооружения. И уж непременно попадет на фронт. Так ей казалось. На деле Юля попадает на Дальний Восток. Ее обязанность – держать в боевой готовности самолетное вооружение. В первый день несения службы, чтобы дотянуться до боекомплекта, невысокий боец Друнина встала на плоскость биплана и… продавила его. Но главная неприятность случилась на дежурстве, где она должна была поддерживать огонь в печурке – чтобы масло не застыло в моторах самолетов. На рассвете комиссар обнаружил Юлю спящей возле погасшей печки. Трибунал? Расстрел? Но комиссар, годящийся в отцы, смотрел на доходягу с жутким фурункулезом и думал о другом: как бы ее комиссовать?
После Сталинградской битвы напряжение спало. И даже начала развиваться художественная самодеятельность. Тут поэтические таланты Друниной пригодились. Она строчила тексты на мелодии известных песен. Пришло и признание: первая премия на смотре армейской самодеятельности. В это время в Красной армии появляются погоны. И Друнина получает звание ефрейтора. Который только и думает о том, как бы сбежать на Запал, на передовую.
«Эти дни отгорели тревожной ракетой, но ничто не сотрет их след – потому что в одно армейское лето вырастаешь на много лет».
Умер отец. Юле дают отпуск. На похороны она не успевает – выйдя из поезда, сразу торопится на могилу. По дороге совершает настоящее серьезное преступление: рвет железнодорожный билет, по которому должна вернуться в свою часть. План прост. Попроситься в первый попавшийся воинский эшелон, идущий на Запад, сказав, что от своего отстала. В красноармейской книжке указан номер части, но не сказано, где именно она находится. А еще там благодарности за успехи в боевой и политической подготовке. «Ну, а если разоблачат, отправят в штрафбат. Что тоже неплохо: уж точно попаду на фронт», — так рассуждала Юля Друнина. Ей было 18 лет.
В Москве разыскала пересыльный пункт. Сначала оказалась в одной комнате с дезертирами, потом в вонючем санпропускнике, и, наконец, на сборном пункте. Человек 30 девушек ждали приказа в одном из классов школы, в которой устроили сборный пункт. Все они уже воевали – после ранений и лечения в госпитале ждали новой отправки на фронт. И тут – как обухом по голове. Появился сияющий старшина: «Ну, бабоньки, отвоевались. Пришло указание вашего брата в Действующую армию не брать! Окромя медиков…»
Вот он – шанс. В Юлином активе медицинские курсы. И на другой день Друнина направляется в сануправление Второго Белорусского фронта. Спустя 20 лет Друнина напишет:
Нет, это не заслуга, а удача –
Стать девушке солдатом на войне,
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
«Я родом не из детства – из войны. Прости меня – в том нет моей вины»
Бои, ранения, перевязки, контузии, снова ранения – чужие и свои собственные. После ранения в шею у Юли образовался чудовищный абсцесс, а осколок застрял рядом с сонной артерией. Операция прошла успешно, но самочувствие не улучшалось. Есть такой расхожий миф, что на фронте люди обычными болезнями не болели. Ну вот не было у них ангины, гриппа или пневмонии. Вранье. Все было. Просто на это не обращали внимания. Вот и у Друниной на фоне перенесенного на ногах крупозного воспаления легких начал развиваться туберкулез. Пока Юля добиралась до госпиталя, пережила сильный стресс – нет, вовсе не от страха за свое здоровье, а от ужаса, что на войне умрет от какой-то пошлой чахотки. Возможно, именно стресс ее мистическим образом излечил. И в госпиталь она прибыла без признаков заболевания легких. Тем не менее, ее положили в палату. В мужскую. Женских там не было. Худющая, в мужском белье, с забинтованной обритой из-за раны головой, она от парня мало отличалась. И это стало причиной смешной мистификации. В Юлю … влюбилась девочка-официантка, приносившая раненым в палату еду. Парни в палате поняли это и стали поддерживать заблуждение девушки. А что же Юля? Не могла раскрыть тайну своей гендерной принадлежности? Что греха таить – возможность получения лишнего кусочка хлеба или половник похлебки – оно того стоило. Впрочем, обман раскрылся. И Юля получила от обиженной девочки оплеуху. Заслужила!
«Я превзошла солдатский курс наук…»
В Литературный институт Друнина зашла дважды. Первый раз – после того, как была комиссована в 1942 году. Признана инвалидом 3 группы негодным к военной службе. Инвалид в 18 лет. Она вернулась в Москву и попала на другую планету. Женщины покупали журналы мод, в ларьке продавали мороженое. Мороженое стоило треть ее солдатской пенсии – 35 рублей. Сначала она купила и съела две порции. А потом подумала-подумала – и купила третью. И было во вкусе этого необыкновенного мороженого острое ощущение приближающейся победы.
Слава Ширина, парторг Литинститута встретила Друнину очень сердечно. И очень честно. Призвала одну из студенток в качестве «референса» — дескать, смотри, Юля, как надо писать. Девушка, ярко одетая с накрашенными губами, продекламировала что-то бойкое, закрученное, непонятное…
«Сунулась суконным рылом в калашный ряд», подумала Юля. Жизнь стала пустой. Одолевала фронтовая ностальгия. Вернуться на передовую? Поверить в это – невозможно. Но вот уже старшина медслужбы Друнина едет в белорусское Полесье, в санвзвод. Отныне стихи – важнейшая часть ее жизни. Решение принято: она непременно будет учиться в Литературном институте, если не убьют. И она пишет письмо парторгу Славе Шириной:
«Пишу Вам, лежа под танком… наши танки редко стояли на месте – догоняли немцев, которые драпали по Рижскому шоссе… Когда Вы будете читать это письмо, Рига станет нашей… Если останусь живой, то мы с Вами обязательно встретимся в стенах Вашего института. Простите за самоуверенность, но она здорово помогает в жизни…»
Во время боев за Ригу Друнина получила серьезную контузию. В ноябре 1944 года она снова признана инвалидом. В середине декабря Юля вошла в Литинститут и села в аудитории 1 курса. Выгонять не рискнули – как-никак инвалид войны. Сессию она сдала и даже получила стипендию – 140 рублей (килограмм картошки стоил 100). Там в Литинституте встретила Николая Старшинова, вышла за него замуж, родила дочь. Жизнь была трудная, но вспоминалась она так:
«…время это осталось в памяти ярким и прекрасным. Хорошо быть ветераном в двадцать лет!»
А еще случился в Литинституте дикий казус: новый директор Федор Гладков (маститый советский писатель) устроил встречу со студентами. Друнина прочитала «Зинку» — поэму о своей подруге, погибшей в бою, которой было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со Славой жить.
Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Гладков удивился: Дело у вас в Китае происходит? Почему у вас солдаты носят косы?»
«Я не люблю распутывать узлы. Я их рублю – ведь боль мгновенье длится»
Война позади. Друнина много ездит за рубеж. Ее книги издают многотысячными тиражами. Впрочем, не только ее. Советский Союз ценит поэтов. Еще в конце 40-х Друнина и ее муж Николай Старшинов становятся членами Союза писателей. Мир также прислушивается к голосу поэтов победившей – тогда в этом никто не смеет сомневаться – страны. Западный Берлин. Дискуссия с участием представителей немецкой творческой интеллигенции и делегацией советских писателей. Среди них – Друнина, Наровчатов, Марцинкявичюс.
Немецкий журналист:
«Я был полковым врачом на Восточном фронте и хорошо знаю, что такое война. Это то, что убивает в человеке все человеческое. И я не могу понять, как вы могли не только остаться женщиной, но еще и стать поэтом?»
Друнина:
«Все упирается в то, что вы были солдатами армии захватнической, а мы – освободительной…».
Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах, обугленные нервы,
Обожженные сердца!..
В 1954 году Друнина встречается с Алексеем Каплером, писателем, сценаристом, легендарным ведущим популярной телепередачи «Кинопанорама». А еще – известным бонвиваном, героем многочисленных романов, в том числе с дочкой Сталина Светланой Аллилуевой. Эта связь стоила ему нескольких лет лагерей. В 1960 году Юлия уйдет к нему. И до самой его смерти будет по-настоящему счастлива, как только может быть счастливой женщина. Об их отношениях написано много. Чего только стоят телеграммы, которые Каплер отправлял ей в дом творчества или даже в поезд:
«Планерское. Дом творчества. Друниной. Уже третий час ночи. Есть потребность признаться, что очень тебя люблю. Каплер». Или: «Джанкой. Поезд 31, вышедший из Москвы 24 декабря, вагон 13, место 25, пассажиру Друниной. Доброе утро. Каплер».
Вместе с Каплером она работает над культовым фильмом «Человек-амфибия». Он сценарист, она автор текста знаменитого шлягера:
Лучше лежать на дне
В тёмной прохладной мгле,
Чем мучиться на жестокой
Суровой проклятой земле.
Будет шуметь вода,
Будут лететь года,
И в белом тумане скроются
Чёрные города…
Умершего в 1979 году Каплера по его завещанию хоронят в их любимом места – Старом Крыму.
Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!
В своих воспоминаниях о фронте Юлия Друнина признается, что одним из самых страшных потрясений на войне был бой, в котором участвовали власовцы. Они были одеты в красноармейскую форму, и это было уму непостижимо: казалось, что в тебя стреляют свои. На рубеже 80-90-х годов Друнина подпадает под иллюзию демократических перемен. Пассионарная, эмоциональная, страстная, она – верит. Верит негодяям, циникам, начавшим на ту пору процесс разворовывания страны. Друнина пишет публицистические статьи в «Правде» — часто сумбурные, не всегда внятные. В них больше вопросов, чем ответов. Поначалу ей кажется, что как депутат Верховного Совета, она может на что-то повлиять. Например, на судьбы ветеранов афганской войны. Но все, что происходит, не укладывается в логику ветерана Великой Отечественной войны Друниной. Все чаще и чаще ей кажется, что она видит перед собой не своих товарищей, а власовцев.
«Там было легче! Как ни
странно,
Я понимаю тех ребят,
Кто, возвратившись
из Афгана,
«Там было легче», —
говорят.
«Там было легче, —
одноглазый
Спокойно повторял
земляк, —
Поскольку ясно было
сразу:
Вот это — друг. А это —
враг».
Коллега Друниной по газете «Правда» Виктор Кожемяко вспоминает смятение Юлии:
— Вот купила газетку, «Начало» называется. Пожалуйста, статья «Кто победил под Москвой». А в журнале «Столица» совсем прямо: «Разгром советских войск под Москвой».
Друнина застала августовский путч 1991 года. Ее последняя публикация в «Правде» была посвящена этой теме. И в статье этой она написала: «Тяжко! Порой мне даже приходят в голову строки Бориса Слуцкого: «А если кто больше терпеть не в силах, — партком разрешает самоубийство слабым».
20 ноября 1991 года – последний день ее жизни. Она заранее написала подробные записки всем – родным, подруге, милиции. Готовилась к смерти сознательно. Мотивацию своего ухода объяснила внятно: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно только, имея личный тыл».
Героическая жизнь и трагическая смерть Юлии Друниной – памятник эпохе, которую сегодня стоит заново осмыслить, почувствовав бескорыстие ценностей, высоту идеалов и степень честности людей, не вписавшихся в «ужасный мир дельцов».
Ну, а на вопрос – классик или не классик, Друнина ответила сама:
Стихи умирают, и точка –
Ты был и тебя уже нет…
Но если осталась
Хоть строчка,
Тогда ты бессмертен, поэт!
Источник: www.mk.ru
