На главном мировом кинофестивале покажут последний фильм Годара, завершенный за день до эвтаназии
77-й Каннский фестиваль, который откроется 14 мая, оказался под угрозой забастовки. Киномеханики, создатели субтитров, пресс-служба главного мирового киносмотра заявили о ее проведении.
В забастовке примут участие примерно 200 сотрудников не только Каннского, но и других французских фестивалей, в основном это административный и технический персонал, который не устраивают не обеспечивающая достойный уровень жизни заработная плата и неполный рабочий день.
Сорван будет фестиваль или нет, но в день его открытия планируется награждение Мерил Стрип накануне ее 75-летия (она родилась 22 июня). Из рук президента жюри основного конкурса и режиссера фильма «Барби» Греты Гервиг выдающаяся американская актриса получит почетную «Золотую пальмовую ветвь». На Каннский кинофестиваль она приезжала в 1989 году со «Злыми ангелами» («Крик в темноте») и была удостоена приза за лучшую женскую роль. В послании фестиваля говорится о том, что Мерил Стрип за свою почти 50-летнюю карьеру стала частью нашего коллективного воображения.
25 мая на церемонии закрытия фестиваля аналогичную награду вручат режиссеру, продюсеру, создателю «Звездных войн» Джорджу Лукасу, чье 80-летие приходится на 14 мая и который предпочел отметить свой юбилей дома. Почетную «Золотую пальмовую ветвь» впервые вручат не персонально выдающемуся кинематографисту, а целой студии Ghibli Хаяо Миядзаки — легендарного японского мультипликатора, создавшего «Унесенных призраками», «Рыбку Поньо», «Мальчика и птицу».
На фестивале отметят и несколько юбилеев знаменитых фильмов. В программе Cannes Classics покажут отреставрированных «Семь самураев» Акиры Куросавы по случаю 70-летия картины, «Шербурские зонтики» Жака Деми — им 60, «Париж, Техас» Вима Вендерса — фильму 40 лет. Покажут и последний 18-минутный фильм «Сценарии» Жана-Люка Годара, скончавшегося в 2022 году в Швейцарии. Фильм он завершил за день до своей эвтаназии.
В основном конкурсе участвуют две картины с участием российских актеров. Это «Анора» о секс-работниках Лас-Вегаса американского режиссера Шона Бэйкера. Пока держится в тайне, что это за история, но известно, что роли состоятельных людей исполнят российские актеры: Юра Борисов (у него главная роль), Дарья Екамасова, уже представлявшие в Каннах свои картины, и молодой, но уже невероятно популярный актер Марк Эйдельштейн, успевший сняться в «Сто лет тому вперед», «Праведнике», «Монастыре». В фильме «Лимонов, баллада об Эдичке» Кирилла Серебренникова с Беном Уишо в главной роли, который снимался частично в России и представлен как копродукция трех стран (Италия—Франция—Испания), принимают участие Виктория Мирошниченко, Мария Машкова и другие российские актеры, живущие в разных странах.
Легендарные операторы вспомнили о работе со знаменитыми режиссерами
История многих фильмов полна загадок и самых невероятных подробностей. Хорошо нам известные нам картины могли бы быть совсем другими, если бы существовали не как полнометражные, а в двухсерийной версии. Если бы финал был иным. Если бы актер снимался в другой день, и опытный оператор не отменил съемку, заметив какой-то нюанс в его состоянии.
На 46-м ММКФ в программе «Первые варианты. Из архивов Госфильмофонда» были представлены неожиданные для зрителей версии хорошо известных картин. Скажем, «Охоту на лис» Вадима Абдрашитова с другим финалом. Малейшее изменение иногда способно сместить акценты и поменять смысл художественного высказывания.
«Охоту на лис» снимал оператор Юрий Невский — классик советского и российского кино, за плечами которого картины «Облако-рай», «Коля-Перекати поле», «Маленький гигант большого секса» и «Человек с аккордеоном», сделанные с Николаем Досталем, «Остановился поезд», «Пьеса для пассажира», «Время танцора» Вадима Абдрашитова, «Любовь и голуби» Владимира Меньшова.
«Наша профессия такая, что ты всегда находишься за камерой и видишь, как складывается картина. Все свои картины я снимал на «Мосфильме», — вспоминает Юрий Невский, недавно ставший лауреатом премии «Белый квадрат» «За вклад в операторское искусство» им. Сергея Урусевского. — Во ВГИКе я учился у Бориса Волчека. Операторскую школу прошел у Вадима Юсова (вместе с ним работал на картинах «Не горюй!», «Солярис», «Они сражались за родину» — С.Х.).
Мы часто работали с Вадимом Абдрашитовым. Иногда посидим с ним в Доме кино, поговорим, и вдруг ночью — звонок: «Юр, я тут подумал… Может быть, этот эпизод надо снять так…». Начинаем разговаривать с Вадимом, и вся семья просыпается. «Что же ты никому спать не даешь?», — говорят. Так происходило все время, потому что невозможно просто сесть за стол и придумать, как снимать фильм.
У меня было много картин. Одну заканчиваешь — начинается другая, и со всеми режиссерами надо было общаться. Для меня всегда важно, чтобы любое решение было общим для нас с режиссером. Мы много спорили, что-то доказывали друг другу, но приходили к чему-то единому. Кому-то приходилось уступать. Режиссеру уступить не так обидно. Значит, он так видит.
Были у меня случаи, когда сделаем дубль, и режиссер подходит и говорит: «А давай еще твой вариант снимем». Такие предложения часто исходили от Вадима Абдрашитова. Он мог сказать: «Мы сняли, как вчера обговаривали. А теперь давай твой вариант сделаем». «Да нет, — отвечал я. — Я уже все забыл. Ты же меня убедил, когда мы ночью с тобой разговаривали». Почему я отказывался от своего дубля? Да потому, что если начну снимать еще и свой дубль, то следующий по плану кадр не успею снять. Поэтому важно приходить к единому решению и двигаться дальше. Не успеешь снять и что будет? Качество нашей работы пострадает. Еще неизвестно, сколько времени даст тебе режиссер на работу над новым кадром.
Все помнят «Любовь и голуби» Владимира Меньшова, но, наверное, мало кто знает, что первый вариант картины был двухсерийным. После просмотра на «Мосфильме», где присутствовали журналисты, нас собрали в дирекции студии и сказали: «Делайте что хотите, но картина должна быть односерийной». То есть я видел двухсерийную версию. Мы ее смонтировали. Меньшов был уверен, что ему разрешат двухсерийную картину. Сколько выброшено материала! Насколько качественнее можно было снять то, что осталось в картине, если бы мы думали во время съемки и перед ее началом об односерийном варианте».
Юрий Невский вспоминает, что в фильме «Любовь и голуби» предполагался кадр, где дерево на глазах героев расцветало. На нем появлялись нереальные полусказочные цветы, которые специально заказывали в цирке. Да и само дерево было вполне волшебное. Многие находки в финальную версию не вошли, но наверняка хранятся в Госфильмофонде.
Еще один легендарный оператор Юрий Шайгарданов, работавший на «Собачьем сердце» Владимира Бортко, «Магнитных бурях» Вадима Абдрашитова, «Стране глухих» Валерия Тодоровского, «Особенностях национальной охоты в зимний период» Александра Рогожкина, «Жила была одна баба» Андрея Смирнова, рассказал интересную историю, связанную со съемками фильма «Год Собаки» Семена Арановича. Картина вышла в 1994 году, участвовала в основном конкурсе Берлинского кинофестиваля, где ее наградили «Серебряным медведем» «за выдающиеся художественные достижения», что предполагает работу оператора или художника-постановщика. Главные роли в фильме сыграли Инна Чурикова и Игорь Скляр.
«Я готов ради актера отменить смену, — говорит Юрий Шайгарданов. — Приезжает к нам в Петербург из Москвы на съемки «Года Собаки» Инна Михайловна Чурикова. Добиралась она на поезде после спектакля в «Ленкоме». Потом ей надо было еще ехать в Старую Ладогу. Она уставшая. Сцена предстоит тяжелейшая. А погода в Старой Ладоге сильно меняется. Я вхожу, смотрю на нее. Она спрашивает: «Юрий, вы почему на меня так внимательно смотрите?». Я говорю: «Нет, не принцесса». — «А кто?» — «Королевна».
Я отменил смену. Был дикий скандал. Но Инна Михайловна на следующий день появилась на площадке цветущая. Параллельно она снималась у Андрея Кончаловского в «Курочке Рябе». Там она совсем другая была. И там ей курочка в глаз клюнула. А у нас должен был петух в кадре ходить, поэтому Инна Михайловна дико боялась. Сцена в итоге получилась такая воздушная, прозрачная, как у Глеба Панфилова в картине «Начало». Ради актера я готов пойти на все. Это основной персонаж, который несет через себя все.
В фильме «Garpastum» Алексея Германа-младшего, который снимал оператор Олег Лукичев, Гоша Куценко умудрился кое-что изменить и еще сэкономил съемочной группе смену. Актер вспоминает, как однажды очень долго что-то снимали, целых 25 часов. Все устали, валились с ног.
«Адская смена получилась, — вспоминает Гоша Куценко. – Группа устала. Как раз подходили к моей сцене. А я играл Александра Блока. Лужи, голод… Мы начали снимать. Чулпан Хаматова вышла из кадра, сказав: «Я пойду провожу футболиста, а ты пока перекуси». Снимали на пленку, одним кадром. Она ушла и забыла положить мне ложку. Я сижу и думаю, что делать. Хлебать? Я замер, а Герман не выключает камеру, сидит, напрягся. Я все это чувствую. На пленку же снимали. Думаю, когда уже закончится кассета. Чулпан возвращается, подходит ко мне, видит, что суп не тронут. Алексей не останавливает съемку. Начинается импровизация. Она спрашивает, почему я не ем. Понимаю, что сейчас будет катастрофа, и говорю: «Суп цвета луж. Ты пресвятая, а я неуклюж». Пауза. Говорю: «Ложку давай». Она дает мне ложку — и тут звучит команда: «Стоп!». Выходит Герман и спрашивает: «Чьи стихи ты прочитал?». Я говорю: «Как? Это же Блок». — «Как Блок?» — «Я готовился. Блока все-таки играю». «Смена окончена», — сказал Герман. С первого дубля все сделали.
На премьере он подошел ко мне со словами: «Как ты гениально сказал». А я ему тогда признался: «Алексей, простите. Это я на ходу придумал». Группа меня тогда на руках носила. Да простит меня Герман.
Актриса играет обвиненного в мошенничестве бизнес-коуча
Оксана Акиньшина облачена в тюремную робу, но даже в таком незатейливом виде снова подтверждает давнее наблюдение о том, что ей к лицу абсолютно все. На ближайшие недели камера и другие интерьеры мест лишения свободы станут для актрисы рабочим пространством. Акиньшина снимается в новом проекте.
Нашумевшие уголовные дела так называемых инфоцыган имели все шансы стать сценариями для кино, и этот процесс постепенно запускается. Истории бизнес-коучей разворачивались у всех на глазах, резонанс подобных дел в медиа и социальных сетях был и остается на весьма высоком уровне, и создается впечатление, будто сценаристам остается лишь конспектировать новости. Сами звезды марафонов желаний тоже имеют весьма кинематографичный флер. Эти дамы с их амбициями, капризами, непростыми лав-стори и показательно роскошной жизнью будто созданы для экрана, и вполне возможно впереди у нас немало захватывающих премьер.
Оксана Акиньшина и команда проекта, в котором она занята, вероятно, станут первопроходцами в экранизации жизни тех, кто обещает богатство по сходной цене. Актриса играет инфокоуча, оказавшуюся в тюрьме за финансовые махинации. Девушке грозит серьезное наказание, но она и не думает сдаваться, планируя предъявить следствию своих действительно разбогатевших клиентов. Но даже те, кому ее тренинги принесли выгоду, накопили массу претензий к «волшебнице» и защищать ее явно не собираются. Понимая это, подсудимая решает собрать группу поддержки из своих сокамерниц.
Нетрадиционные методы погони за богатством, наверное, воспринимаются некоторой частью публики как своего рода комедия в духе приключений Остапа Бендера. Иногда, конечно, бывает не до смеха, но авторы нового фильма все же решили придерживаться жанра криминальной комедии с элементами драмы. Оксана Акиньшина снималась и в комедиях, и в драмах, но есть подозрение, что с последними имела куда больший успех.
Три сезона сериала «Контейнер» и проект «Неверные» снова заставили говорить об Оксане как об одной из самых ярких российских драматических актрис. Впрочем, сама Акиньшина явно видит для себя куда более широкое применение. Прямо сейчас она снимается также в семейной комедии, мистическом детективе и фэнтези.
На 46-м ММКФ состоялась премьера фильма «Четыре четверти» Евгении Тирдатовой, совмещающей работу киноведа и фестивального отборщика с режиссурой. Это экранизация одноименной автобиографической книги, написанной 20 лет назад. Ее автор — физик и писатель Александр Юк — стал инициатором проекта, соавтором сценария и продюсера. А режиссера-единомышленника искал не один год.
Евгения Тирдатова не в первый раз снимает кино и как продюсер, и как режиссер. Несколько лет назад она сделала документальную картину «Рудольф Нуреев. Остров его мечты», где использовала неизвестные до этого кадры из частного архива. Теперь сняла игровую картину, и это не первый для нее опыт, хотя она киновед по образованию.
Это история о первой любви и, как говорят юные герои фильма, о последней ночи детства накануне выпускного в элитной московской школе начала 2000-х. Автор литературного первоисточника и сам выпускник физико-математической школы, и жену его зовут Маша, как и главную героиню. Но многое придумано, позаимствовано из жизни других людей.
Сценарий переписывался семь раз, а фильм поначалу длился больше трех часов. Его сократили, но все равно хронометраж больше двух часов. Не все зрители теперь готовы провести в кинозале столько времени. Александру Юку сложно было отказаться от важных для него вещей, сказывалось и отсутствие киноопыта. Он почти всегда присутствовал на съемочной площадке, будучи неофитом, все принимал близко к сердцу.
По сюжету Маша переезжает со своими состоятельными родителями из Петербурга в Москву, где поступает в новую школу, а это всегда связано с сильными переживаниями. «Слышь, новенькая…» — подобного обращения не избежать. Из отца девочки в школе готовы выжать все, что только возможно — новое оборудование для класса, да мало ли нужд у учебного заведения. Взамен гарантируют золотую медаль, которой Маша и без того достойна.
А у нее — первая любовь, голова идет кругом. Все зайдет слишком далеко и будет не по-детски. Ее избранником станет одноклассник и начинающий скульптор Женя Мартов по прозвищу Монмартик. Будут романтичные встречи в Москве и Петербурге, где у Маши осталась бабушка (ее сыграла некогда балерина Большого театра, утонченная актриса Ксения Рябинкина — мама Евгения Стычкина, который тоже присутствовал на премьере), почти венчание — то ли во сне, то ли наяву.
В «Четыре четверти» Евгения Тирдатова пригласила как начинающих молодых актеров из разных городов страны, еще непрофессиональных в силу возраста, так и популярных — Любовь Толкалину, Ингу Оболдину, Ирину Пегову, Кирилла Гребенщикова, Андрея Ильина. Ромео и Джульетту 2000-х — Машу и Женю — сыграли студентка Щепкинского театрального института Анастасия Ермошина (это ее кинодебют) и уже имеющий опыт работы в кино 18-летний Петр Безменов.
Роль мамы Оли, как называют свою прогрессивную учительницу школьники, сыграла Надежда Михалкова. Ее героиня как луч света в темном царстве весьма кондовой элитной школы, где тон задает героиня Инги Оболдиной, словно бы выписанная из каких-то дремучих времен.
Родители Маши (Любовь Толкалина и Кирилл Гребенщиков) делают все, чтобы дочь была счастлива и ни в чем не нуждалась, но что-то самое главное упускают. Они слишком заняты карьерой. Только с бабушкой у девочки доверительные отношения. Маша станет музой начинающего скульптора, и он создаст «Рождение Афродиты», которое покажут на выставке в Париже, но уже без него. Лихие времена — лихие нравы и трагический исход.
Картину сняла оператор Ирина Уральская, которой на подмогу пришел муж — тоже опытный и чуткий оператор Алексей Петрига. Они умеют уловить дыхание воздуха, передать в кадре неуловимые состояния, способные иногда сказать гораздо больше любых слов и усилий.
В программе «Российские премьеры» 46-го ММКФ состоялась премьера самого безумного фильма фестиваля «Евгений Телегин» режиссера, художника, одного из основоположников объединения «Митьки» Виктора Тихомирова. Онегин тут Телегин, Ленский — Вова, то есть Володя Ленин, который восстанет из могилы.
Казалось бы, после «Онегина» Сарика Андреасяна нас трудно удивить. Накануне премьеры фильма, где главные герои из молодых превратились в сорокалетних и изъяснялись языком прозы, режиссер заявлял, что зрителям не нужна пародия на классику, они ждут близости к оригиналу. Но куда там Сарику до Виктора Тихомирова, экранизировавшего собственную книгу «Евгений Телегин и другие», написанную, в свою очередь, по мотивам пушкинского «Евгения Онегина».
Действие происходит, как сказано, в молодежной среде 80–90-х годов прошлого века. После похорон дяди Телегин, то бишь Онегин, первоклассно сыгранный в заданной стилистике Евгением Ткачуком, отправляется в деревню, где и знакомится на озере с «Ленским» — художником Лениным, рисующим на пленэре картины самого Тихомирова.
Как объяснил «МК» режиссер, Ткачука ему порекомендовал Александр Сокуров. Он же представил Евгению и самого Тихомирова. Ткачук не сразу согласился, сомневался, хотя в безумном кино своего друга Романа Михайлова постоянно снимается. И теперь вроде бы не совсем доволен результатом. Это он зря. Ничего подобного ему играть еще не доводилось.
Уже не в первый раз Ткачук приводит в кино свой конно-драматический театр «ВелесО», сам гарцует на белоснежном красавце коне. Как такого не полюбить, да еще случайно увидев в облике спящего Эроса или Фавна! Юную Татьяну Телегин сводит с ума. Таню сыграла Серафима Крамер — не актриса, а будущий режиссер. На ее месте могла быть любая другая юная дева. Главное, что она молодая, обычная, современная. Нынешняя Таня «слюнит» химический карандаш, так что губы становятся черными, и излагает своими словами пушкинские строки о своей любви. Телегин-Онегин доходчиво ей объяснит, что не все парни понимают, как ответственно такое прочитать. У другого это стало бы вопиющей пошлостью, а у Тихомирова и Ткачука — нет. Смешно и никакого пиетета перед классиком. «Как честный парень я не могу сделать с вами то, что вы готовы предложить» — так прямо и ответит Телегин-Онегин.
Когда-то, впервые услышав дерзкие заявления одного профессора о том, что Татьяна Ларина безнравственная, поскольку вышла замуж за нелюбимого, я, как и другие советские школьники, была ошарашена. Теперь и Виктор Тихомиров заявляет о своих расхождениях с Пушкиным. Татьяна, по его словам, не должна была замуж выходить, потому как имела неосторожность в письме к Онегину написать: «Я знаю, ты мне послан богом». А раз послан богом, то сиди и жди у окна, а не за генералов замуж выходи. Да и убивать главных героев не надо, тем более поэтов, как и обрывать свой труд на самом интересном. Тихомиров нашел объяснение своим сомнениям: Пушкину просто надоело писать, вот он взял да и оборвал свое повествование. «Пушкиноведы ловки все это объяснять высоко и глубоко, но часто впадают в грех словоблудия и ложное глубокомыслие, — считает Тихомиров. — Я и в предыдущей моей большой картине «Чапаев-Чапаев» (у Тихомирова легендарный комдив не погибает в реке, а остается жить. — С.Х.) тоже прицепился к славе Чапаева». У «митьков» было выражение «чесать хоботок», пристроившись к какой-то знаменитости. Виктор Тихомиров сначала «почесал хоботок» около Чапаева, а потом и до Пушкина добрался. «Какие-то другие нахалы могут, а я нет? Все идеи приходят бог знает откуда. Это часть непознаваемого, которая содержится во всяком искусстве», — объясняет режиссер.
Откуда такая наглость по отношению к классике? Выясняется, что все дело в возрасте. «Согласен, нахальное прочтение, но в мои года можно уже не особенно стесняться, — говорит Виктор Тихомиров. — Я старше Пушкина, страдал больше, чем он. На дуэлях, правда, не стрелялся, но, может, еще предстоит. Образ Пушкина меня преследовал с детства. Мама была учительница. На стенке висел его портрет, вызывавший недоумение. Я не мог понять, как можно в бакенбардах увидеть что-то привлекательное. Каждый день я гулял по Летнему саду с мамой и детским садом (теперь гуляет Телегин, правда, сад уже не тот после реконструкции. — С.Х.). Все это откладывалось, но я не думал, что когда-нибудь выльется во что-то такое».
Сарик Андреасян был так впечатлен спектаклем «Евгений Онегин» Римаса Туминаса в Театре Вахтангова, что взял да и скопировал некоторые его находки и Виктора Добронравова «выписал» на главную роль прямо со сцены. Виктор Тихомиров спектакля Туминаса не видел, а свою поэму в прозе «Евгений Телегин и другие» написал под впечатлением лекций Валентина Непомнящего. Ее редактором стал пушкиновед Аверин, который, по словам Виктора, его сначала шпынял за отклонение от сюжета, но, прочитав целиком, снял все свои замечания. Талантливое всегда убедительно, каким бы безумием ни казалось.
Смешались в кучу кони, люди… Виктор Цой на квартирнике (играет его актер и певец Олег Калабаев, карикатурно похожий на Цоя), рабочий Федулов, отливший не один монумент Ленина, царевна-лягушка, которая всюду, куда ни посмотри, — живая в болоте и деревенская девочка Варвара, сбросившая кожу… Тетя сестер Лариных — Сундуковых, которую сыграла Татьяна Колганова, жаждет женского счастья и находит его в лесу в лице электрика, мечтающего стать поэтом-песенником. Юрий Кузнецов всплывает как наваждение у костра со своей репризой. Он не бард, но рассказчик одной повторяющейся истории: «Захожу в баню, а там баба голая, хорошо, что боком стояла». Собеседники переспрашивают: «Молодая? Вас-то моложе?».
Сомневающимся на счет того, почему, собственно, Онегин соблазнил Ольгу (в фильме ее сыграла не актриса, а будущий архитектор Ангелина Шалагина), Виктор Тихомиров объясняет: «Мужчина полигамен и может оплодотворить весь земной шар. А женщина моногамна и больше десяти детей не родит, поэтому и мораль у них разная. Онегина тянет природное похотливое чувство. Друзья из-за этого ссорятся. Особенно в молодости только пыль летит из-под копыт».
Ленина Тихомиров вытащил из могилы, как и в книге. Но как это должно выглядеть на экране? Да просто. Телегин берет лопату и… Явь это или сон — бог весть. Виктор Тихомиров и сам сомневается, но апеллирует к, прости господи, «Символу веры» с его воскресением из мертвых и вечной жизнью.
Снимал картину оператор Иван Ирвачев — сын Тихомирова, которого он и «родил за этим». «У нас с ним одна голова на двоих. Иногда ничего не надо говорить, — утверждает счастливый отец. — Я смотрю, он все делает, как моими руками и головой, хотя голова у него своя. Благодать-то какая! Я только киваю. Мы рывками снимали. Денег-то у нас никогда не было. Продам какие-нибудь картины, и можно пару съемочных дней обеспечить». А снимать пришлось на собственной даче, превратив ее в павильон.
«Я не бедствую, — рассказывает Виктор. — У меня картины продаются, была персональная выставка в Русском музее. На хлеб всегда заработаю. Я не думал о прокате, о том, заработают ли продюсеры. Они у меня честные ребята, учились со мной в Мухинском училище. Мы как родные». Это Наталия Дебижева — официальный продюсер и неофициальный, но ментальный и такой же неформатный, как и автор «Телегина» — режиссер и художник Сергей Дебижев. Фильм получился для людей, хотя Тихомиров и уверяет, что снимал для себя и узкого круга. «Я могу написать список, для кого стараюсь. Человек 30 наберу. От меня не уходят друзья. А широкие слои населения, особенно интернетных, я себе не представляю».
«У него был знакомый всем русский грех… пил… психологически срывался, впадал в депрессию…»
«Я помню один наш общий Новый год, который мы обычно справляли у нас, а на следующий день всей компанией шли в гости к Градскому, — говорит мне знаменитая телеведущая Кира Прошутинская. — В тот год был ледяной дождь, в поселке выключился свет, и мы зажгли свечи. И вдруг в этой волшебной атмосфере Градский и Петренко начали петь народные песни. В этой темноте… Наша замечательная компания притихла, слушали их… Это — навсегда».
У Киры Прошутинской так складывались отношения с героями ее телепрограмм, что некоторые из них становились близкими друзьями. И эта дружба проходила уже потом через всю жизнь. Так случилось и с Алексеем Петренко. Актер огромного божьего дара, сыгравший на сцене более ста ролей, в жизни был человеком архисложным.
О его закулисной стороне жизни, о браке с удивительной женщиной Галиной Кожуховой, который продлился 32 года, о непростых отношениях с дочерью Полиной от первого брака с Аллой Сандлер, о третьем браке с Азимой Абдумаминовой, которая была младше актера на 33 года, Кира Прошутинская почти ежедневно писала в своих неопубликованных дневниках, которые вела долгие годы. Сегодня она поделилась с «МК» своими уникальными записями.
— Кира Александровна, как так получилось, что именно с Петренко ваши творческие отношения перешли в личную дружбу?
— Это шло от них, от его жены, Галины Петровны Кожуховой, которая в первую же нашу неофициальную встречу попросила называть ее Галюся — так ее звали все близкие друзья. Она очень охраняла личное пространство мужа, редко подпускала к Петренко, честно говоря, часто была грубовата с теми, кто «посягал». Но именно от нее вдруг пошло желание дружить.
— Вам она позволила сделать с мужем программу?
— Да! И эта программа была уникальная по своей эмоциональности, честности! И после съемки и Алексей Васильевич, и мой редактор, и я два дня не могли отойти от нее, так душевно затратна она для нас оказалась. Такое случилось со мной впервые за долгие годы работы. Странная реакция, необъяснимая. Но мы при этом чувствовали, что сделали программу эксклюзивную, — ведь Петренко до этого очень мало рассказывал о себе. А потом, после выхода программы в эфир, Галюся пригласила меня к себе: «Ты, может, придешь на рюмку?»
— Вы были вдвоем?
— Да. И мы с ней в тот вечер наговорились, при этом с удовольствием выпивая. А у меня организм алкоголя много не принимает. И мне стало так плохо, что, когда я от нее вышла и увидела на Бронной двух лошадей с девушками, то решила: наверное, так начинается белая горячка с галлюцинациями. А это была конная милиция.
— Галина не ревновала мужа к вам?
— Нет.
— Он не пытался за вами ухаживать?
— Он нежно и уважительно ко мне относился, но не более того. Как-то посмеялся: «Как я только Киру ни соблазнял, но любит она Малкина».
7 января 2001 года
Во время записи программы «Старая квартира» я познакомилась с Г.П.Кожуховой, женой Алексея Васильевича. Ее боялись все, о ее стервозном характере и злом языке ходили легенды. И когда она пришла с Петренко на съемку, я аккуратно обходила ее стороной — всегда боюсь неожиданной грубости. Она несколько раз с любопытством поглядывала на меня, а потом вдруг сказала: «Вот кого я люблю из телевизионных дам! Я ваша давняя поклонница!» Мы чуть-чуть поговорили. И вдруг она пообещала, что, когда мне нужен будет Петренко, она его мне «даст».
Долго мы шли к этой передаче. Петренко не хотел, прятался… или она его прятала… Потом все-таки решили встретиться у них дома, на Никитском. Я пришла в их квартиру. Отремонтированную, не очень уютную и не очень богатую. Было ощущение сплошь встроенных шкафов-купе. Только кухня была приятная, обуюченная. Кстати, когда мы с Галюсей (так ее звали дома, и так я стала ее называть) почти каждый день разговаривали по телефону, она всегда что-то готовила на кухне. Я знала это точно, потому что в трубке булькала вода, шипело масло на сковородке, бухала крышка кастрюли. И создавалось ощущение, что жизнь Галюси — это кухня, телефонная трубка, зажатая плечом у уха, и спокойные, какие-то домашние звуки в ней для слушателя. В данном случае для меня.
Петренко рассказал, что недавно ездил на пробы в Питер к Бортко. Роль была уникальная, о которой только мечтать можно было, — Понтий Пилат. Я уже знала об этом от Галюси — она сподвигла его на эту поездку, но молчала, боялась нарушить атмосферу его рассказа. Дело в том, что в это время А.В. делал зубы и был слегка не в форме. Он вспоминал о пробе и рассказывал, как плохо он все делал. Я была удивлена — как и зачем нужно «пробовать» Петренко? Сказала об этом. Видимо, ему это было приятно. И рассказал похожую историю о том, как в молодости был изумлен, что на том же «Ленфильме» пробовали старого Симонова, а он, молодой тогда, следил за этим откуда-то издалека и думал: «Как можно ПРОБОВАТЬ Симонова???» Старик волновался как школьник. И был жалок. В этот момент он в упор выразительно посмотрел на Галюсю, давая понять, что это она виновата в его унижении. Галюся молчала и смотрела на стол.
Господи, всегда виноваты верные и преданные жены! У всех одно и то же…
— Вы наблюдали их отношения в самой доверительной обстановке, Галина с мужем нянчилась?
— Очень! Это было больше чем любовь, она буквально растворилась в нем, хотя была абсолютно самодостаточна и востребована. Она жила им! Галя была крутым профессионалом. Работала зав отделом культуры в «Правде». Обладала огромным влиянием, ее все боялись и уважали. Но когда они стали жить вместе, однажды он позвонил ей и сказал: «Галюся, я голодный, а ты на работе». И она вдруг поняла, что это действительно неправильно оставлять его голодным, и в тот же день написала заявление об уходе.
А когда у Алексея Васильевича случился инфаркт, на следующий день она ослепла на один глаз. Галя и уважала мужа безмерно, никогда не звала его Алешей. Только Петренко, или Василич, или Алексей Васильевич.
— А он любил ее?
— Мне трудно сказать, любил ли он ее… Но он был очень ей благодарен. Она много сделала, чтобы он состоялся. А главное, у него был знакомый всем русский грех… пил… психологически срывался, впадал в депрессию. И его предыдущая жена поступала с ним негуманно. Она отправляла его лечиться в психиатрическую больницу… Галя лечила его только сама, дома.
— Как же она справлялась с его срывами? Это же чудовищно тяжело…
— Таблетками, убеждениями. Своим жертвенным терпением.
— Какую же власть Петренко имел над ней! Неужели в нем было что-то роковое?
— Он был безумно талантлив и умен. По-мужски красив. Рост 190, невероятно красивые глаза, почти цвета неба, и потрясающий взгляд, магнетизирующий. И женщины, и животные подчинялись этому взгляду беспрекословно.
— А мужчины нет?
— На мужчин он так не смотрел.
16 февраля 2001 года
Продолжаю. Вчера вечером позвонила Галюся: «Ты, может, придешь на рюмку?» Я приехала, набрала цифру 39 на кодовом замке их подъезда. Раздался низкий, как всегда, чуть сонный голос Галюси: «Впускаю». Поднялась на 4-й этаж. «Ты сказала Василичу, что мы сейчас с тобой будем выпивать?» — спросила я. «Нет, зачем? Я потом скажу, что ты заехала на огонек, а то он не одобрит».
Я покидала на стол какую-то еду, которую привезла, и мы стали выпивать, произнося тосты. Их было много. Во-первых, за «яйцо», которое мы «снесли», то есть за передачу. А передача действительно получилась замечательная, из двух частей. Ее все обсуждали, цитировали. Далась она трудно. Я волновалась как никогда, А.В. был зажат, он раньше никогда никого не впускал в свою душу. А здесь вдруг захотел быть таким, каким знала его, наверное, только Галюся: мудрым, много перестрадавшим в детстве, поразительно образованным. Он-то всегда скрывался под маской простачка, деревенщины…
В прошлую субботу мы с ними поехали к нам на дачу и по дороге вспоминали все приятности, связанные с послевкусием от передачи, но Василич нас прервал: «Снесли одно яйцо и кудахчут!» Мы захохотали и потом долго обсуждали эту нестандартную оценку нашего труда.
А неделю назад позвонила Галюся и сказала: «Я должна сообщить тебе пренеприятнейшую новость: Василич снова к вам собирается».
Заехали за ними на следующий день. Они вышли из подъезда какие-то сердитые. Галюся тихо сказала: «Какой он человек трудный! Мне надоело его выгораживать и говорить, что он пушистый и голубоглазый. Так хотел к вам поехать, а сейчас выходим, и он вдруг говорит: «Может, ты одна поедешь? Это же тебе красивой жизни захотелось!» Я сказала, что сейчас его слова вам передам, а он на меня зашипел».
Вообще она говорила, что Петренко внутренне несвободный человек, он постоянно боится кого-то обидеть, почему-то испытывает чувство вины перед всеми. У него было тяжелое детство из-за отца, человека глупого, жестокого. В передаче А.В. рассказал историю о том, как воровал яйца куриные, чтобы продать их и купить на эти деньги мяч. Отец узнал об этом, вывел его за калитку, дал в руки веник, на грудь повесил табличку «Вор». А когда кто-нибудь проходил по улице, хлестал Алешу плеткой по спине.
А еще одну историю уже после передачи рассказала Галюся: «Хорошо, что вы не знали еще одну быль об отце Василича. Тот очень любил резать животных, и его приглашали в разные дома это делать. После того как он расправлялся с очередным животным, ему подносили стакан водки и стакан крови убитого — он запивал водку кровью».
Галюся очень переживала и еще по одному поводу: «А.В. все настойчивее говорил о своем желании уйти в церковь. Как только заканчивались очередные съемки, он мрачнел и почти каждый день ходил в храм. Она считала, что церковь на него плохо действует. Тем более что он склонен к депрессиям. У него бывает обострение маниакально-депрессивного психоза. Это, видимо, наследственное. В таком состоянии его любимый брат покончил с собой. «Когда у Алексея Васильевича начинается такое обострение, он переходит в маленькую комнату и лежит там, а я — рядом на полу, ни на минуту его в этом состоянии не оставляю. Он когда-то один раз лежал в психушке, а я за 23 года нашей совместной жизни ни разу его туда не отдала. Как-то выкручиваюсь, даю ему таблетки», — грустно рассказывала Галюся.
Галюся 23 года любила А.В. и несла свой крест.
Петренко был человеком крестьянским, прижимистым, не любил тратить деньги. Галюся сказала: «23 года я выхожу из дома в магазин и слышу одно и то же: «Ничего не покупай! У нас все есть!» Она рассказывала мне это, накладывая персу Кузе консервы из баночки с тунцом: «Если бы Василич знал, что сейчас Кузя сожрет рыбу за 37 рублей, он бы меня убил».
Но, несмотря на запреты А.В., она покупала всего «по два, по четыре, по шесть, по восемь» (по Жванецкому), потому что гостей Петренко привыкли встречать хлебосольно.
За это время мы съездили на «Кинотавр» в Сочи, на премьеру Петренко «В августе 41-го». Фильм неважный, и Василич был плох в своей роли. Я вспомнила, что он сказал, что будет теперь сниматься только в плохих фильмах. Потому что хочет жить. А на хорошие роли надо тратить его больное сердце.
В первый же день пошли с Петренками в грузинский ресторан на берегу возле «Жемчужины». Они научили нас есть мчади. И все дни мы ходили только туда.
В последний день Галюся много выпила. А.В. бросил ее и ушел укладывать спать Машу, свою неродную внучку, которую обожал.
А я вела Галюсю, которая неверными шагами двигалась к гостинице. Вдруг она остановилась, лицо ее стало ужасным: «Я потеряла сумку. Там были все украшения и 20 тысяч долларов». Я бросилась в ресторан — ни сумки, ни ее кофты там не было.
Она стояла на том же месте и говорила: «Я потеряла сумку. Там были 40 (?!) тысяч долларов. Не говори никому ничего! Главное, не говори Петренко!»
Я побежала вперед и попросила разрешения у охранника позвонить. Петренко был дома. Я спросила его про кофту Галюси. «Не волнуйся! И кофту, и сумку я забрал. Ты видишь, как мне трудно? И Маша, и Галюся у меня на руках. Я должен за них отвечать. Обе они — малые дети», — грустно сказал он.
Я никогда не слышала, чтобы он так говорил о Галюсе. Позже в каком-то нашем разговоре она сказала: «Ал. Вас. — предатель. Он всегда меня сдает в разговоре с другими».
Но возвращаюсь ко дню на даче, который мы провели замечательно. В этот раз выпивали Толя и Василич. Мы сидели на улице за белым пластиковым столом, под большим оранжевым зонтом, который умел двигаться во всех направлениях, чтобы оберегать людей от солнца.
У Петренко был пост. Поэтому готовила я щавелевый суп, а моя помощница — вареники с картошкой и галушки. Все не мясное, не скоромное. Я спросила: «А как же с выпивкой?» Галюся рассудительно ответила: «Так это же из пшеницы!»
22 января 2002 года
Петренки приехали к нам на дачу. Было хорошо, когда мы собирались вчетвером. Только сели за стол, как Галюся сказала: «А.В., принеси мне то-то и то-то!» Потом раза три ей еще что-то понадобилось. И когда он пошел выполнять ее очередное поручение, душа его не выдержала, и Петренко нежно, хорошо поставленным голосом сказал: «А … (нецензурно) ли ты, милая, не сказала об этом раньше?»
Петренко сказал: «Я раньше думал, что надо бояться жену, обстоятельств. А потом решил — почему? Должен быть домострой. И еще испуг. Испуг должен быть в человеке всегда — не так сделал, не так сыграл. Без испуга жизни нет».
Моя бывшая невестка Ира во время чаепития смотрела на него влюбленно-завороженно. Когда они уехали, сказала: «Я понимаю, что такого человека можно полюбить, не думая о том, сколько ему лет». У него правда невероятные глаза, о которых все говорят и пишут. Я почему-то не выдерживаю взгляд его глаз — смущаюсь и устаю.
Весь год Петренки безумно много, в какой-то лихорадке, ездили: на фестивали, «халявные» выступления, на отдых. Галюся чувствовала себя все хуже и хуже. У нее жутко отекала нога, была красная, в струпьях, и ходить было тяжело. По-моему, эту болезнь она называла красной волчанкой. И когда она мне сказала, что они уезжают в Прагу, потом в Барселону и Мюнхен, я возмутилась: «Ты же себя плохо чувствуешь! Так можно совсем себя загнать!» Она тихо, чуть пафосно ответила: «Видишь ли, мне кажется, что я подытоживаю жизнь. Я ведь очень интуитивна… Решила оставшееся время прожить как хочу».
Вечером мы включили караоке, Василич взял микрофон и с удовольствием пел, записывая слова каких-то нужных ему песен. Перед сном очень профессионально заполнил шприц каким-то антибиотиком. Галюся без всякого стеснения легла на диван в большой комнате, обнажив зад, и он вколол ей лекарство, которое вроде бы лечило ногу.
На следующее утро я накрыла стол, но никак не могла найти икру. Толя подключился к поискам, но безрезультатно. А на диване тихо сидел проснувшийся Ал. Вас. И пытался запеленать руку, которая после вчерашнего плавания очень болела. Вдруг встал, подошел к нам и босой ногой стал крутить на полу, демонстрируя смущение. Не его органика, в этом кручении была какая-то нарочитая простоватость… «Это я с утра съел икру», — сказал он, глядя на нас глазами холодными.
Днем мы возвращались в Москву. Подъехали к метро «Арбатская», и А.В. попросил его высадить. Я помогла ему надеть рюкзачок на спину — у него болела рука по-прежнему, хотя мы сделали ему компресс и перевязали ее.
Он стоял на тротуаре перед нами — высокий, стройный, в черных джинсах, лысоватый и коротко стриженный, с очень прямой спиной из-за рюкзака, который давал ему эту осанку. Зажегся зеленый свет светофора, он поклонился нам и пошел к метро, чтобы доехать до вокзала. А потом на их дачу.
На следующий день Ал. Вас. позвонил мне: «Спасибо, так хорошо было, будто у родителей побывал!»
— Галина Петровна говорила вам о его желании уйти в религию. Как вы думаете, это было серьезное намерение или скорее игра?
— Нет, это точно не игра. Он был верующим человеком и никогда не поминал Бога всуе, что лично для меня очень важно. Если бы он не был женат, то, наверное, мог бы стать прекрасным проповедником. Он был удивительно мудр, точен в своих словах, всегда умел поддерживать в тяжелую минуту. Кстати, после ухода Галюси он ездил на Афон и привез оттуда моему мужу маленькую иконку святителя Николая, с которой Толя никогда не расставался. И, может быть, именно она спасла нас в Италии, в Бари, когда на нас напали местные воры.
— Он верил в Божье провидение?
— Сложный вопрос… Однажды в Рождество я предложила поехать в монастырь Зосимова пустынь. Подъезжаем, и вдруг началась сказочная метель, такая стихия торжественная… и сквозь снег видим, как несут икону. И она движется на нас через эту снежную пелену. Это было так странно, мистически… Оказалось, крестный ход. И Алексей Васильевич был счастлив: «Ну ты подумай! Это Божий промысел, что мы решили сюда приехать…»
14 ноября 2005 года
А вчера и сегодня у нас были Петренки. После долгого перерыва. Галюся очень постарела, сгорбленная, толстенькая, маленькая, с веками, стекающими даже на ресницы, она шла к нам от машины маленькими неуверенными шажками, а здоровый, раздобревший Василич обреченно и отстраненно сопровождал ее.
Толя с Василичем парились, мы с Галюсей сидели внизу и о чем-то болтали. Когда сели за стол, распаренный А.В., как всегда, но убедительно, будто в первый раз, с чувством сказал: «У меня каждый приезд к вам будто праздник! Как Новый год или Пасха».
Потом обсуждали нашу перестройку ванны, и Василич сказал: «А я мечтаю вставать в 4 утра, отправить все физиологические нужды, обмыться холодной водой, потом съесть овсянку или щи». Тут он задумался, потом продолжил: «Вообще я все время себе дело по хозяйству ищу, чтобы текст не учить. Так я устал, что запомнить не могу!» Галюся: «Сейчас у Никиты будет сниматься в ремейке «12 разгневанных мужчин». Так ему все завидуют, что у него только один монолог».
Они снова сблизились с Никитой Михалковым, он бывает у них, они у него. Гордится Галюся этим общением.
Петренко снова взял котенка, теперь рыжего, вместо убитого кем-то Кузи. Назвали его Василичем. Василич с ним бегает, играет, называет его «кототерапией».
Вечером Толя и Василич смотрели телевизор и молчали. Галюся с нежным умилением: «Они как лошади, им разговаривать не надо, и так все понятно».
— Петренко когда-нибудь говорил вам, что мечтает еще о какой-то роли, которую не сыграл?
— Вообще-то он всегда говорил, что устал, что ему трудно учить тексты. Как-то загорелся идеей сыграть в спектакле прекрасного режиссера Камы Гинкаса, а потом тихо пропал. Сказал мне, что не осилит. Когда-то мы снимали цикл программ «Чтение. Уроки русского». Думаю, что он согласился на наши съемки, потому что можно было не учить текст, а просто читать его. Он выбрал то, о чем всю жизнь мечтал, — «Русские сказки» и «Тараса Бульбу».
Кстати, Петренко собирал сказки всю жизнь, со страстью коллекционера. Два шкафа в квартире ими были забиты.
20 сентября 2001 года
Вчера звонила со своей дачи Галюся. Два дня назад мы начали съемку «Чтений» с Петренко. Он читает «Тараса Бульбу».
— Ну как, Галюся? — спросила я.
— Пока трудно сказать. Пасуют режиссер и оператор перед Петренко, пока все еще не притерлись. Вы с Малкиным к нам приедете? — спросила Галюся.
Три дня «Бульбу» будут снимать у Петренко. На их маленьком участке стоит мазанка украинская, которую придумал Ал. Вас. Снимать там предложила Галюся, а вместо аренды попросила покрасить-побелить мазанку.
24 сентября 2001 года
Итак, мы поехали на съемку к Петренко, тихо вошли в калитку, я поднялась по высоким ступенькам. Рыжая краска на крыльце облезла, слезала клочьями. «Галюся», — позвала я. Никто не отозвался. В прихожей на полках в беспорядке лежали огурцы, помидоры, перцы. Напротив зеркало с полочкой, на которой стояли духи и косметика. Появилась Галюся. У них одна комната. Большая, светлая, с двумя диванами годов 60-х, с тремя окнами, на которых разного цвета шторы: зеленые, желтые и кремовые. Над иконами рушник, внизу полка с книгами, кассетами и дисками.
Вышла на улицу в небольшой фруктовый сад со старыми-старыми яблонями. Они были подагрически, по-людски, уродливы.
Дальше, в глубине, стояла знаменитая мазанка. Было тихо, хотя за каждым кустом сидел кто-то из съемочной группы. Галюся уже успела прийти сюда, сидела на маленькой складной табуреточке и смотрела в одну точку — на монитор. Рядом стояли оператор Саша Пугачев и режиссер Ольга Музалева. А из чрева мазанки шел спокойный, мощный голос Петренко. Я посмотрела на картинку — она была странная, изысканно-красивая.
Ал. Вас. читал превосходно, но совсем не смотрел в камеру. Только изредка, на мгновение, будто стесняясь, вскидывал голову и одаривал всех своим гипнотическим взглядом, а потом снова глаза вниз, в книгу…
Сделали перерыв, и Галюся кормила нас вкуснейшей шурпой.
Мы с ней накрыли стол и сели обедать вчетвером.
Вдруг Толя начал рассказывать им о последнем заседании ТЭФИ. Он там говорил о пошлости, которая пришла на наше телевидение, об отсутствии корпоративной этики, о неумении радоваться чужим успехам. Сказал, что после выступления его почти все осудили…
Василич молчал. Повисла тишина в этой маленькой комнате. Потом вдруг сказал: «Все равно. Все равно надо бить в одну точку. Не останавливаться! Даже в ничегонеделании есть смысл! А вдруг из этой остановки что-то да выйдет?»
И эта странная сентенция Петренко, да водочка с выжатым в нее лимоном, да огурчики к ней так нас взбодрили-подбодрили! И тоску нашу слегка развеяли…
Потом Толя сказал: «А может, время настанет совсем другого телевидения, нам пока неизвестного. И все, что сделано нами, не поймется?»
Петренко не согласился с ним, вскочил, бросился к полке: «Нет, Толя, ты смотри: вот книга, а потом из нее — аудио, а потом диски. Вот как все трансформировалось, а суть-то остается!»
Весь свой спич он иллюстрировал показом «экспонатов»: сначала книгу схватил, потом аудиокассету, потом диск какой-то.
И вдруг начал о своей работе сегодняшней говорить. Он хотел каждую главу «Тараса Бульбы» иллюстрировать чтением эпиграфа из «Духовной прозы» Гоголя.
Эта книга лежала у него на столе, видимо, Петренко все время к ней обращался. Я ее взяла, невежда, просмотрела некоторые страницы и поразилась современности определений, мыслей, оценок. Пересказывать не буду — негоже мне опошлять классика вольным пересказом…
Василич очень серьезно относился к нашим съемкам, просил снять несколько дублей, все время был недоволен собой. Я вспомнила, как наш водитель, который возил его, рассказывал, что Петренко вдруг просил его включить свет в машине, хватал текст «Тараса» и что-то прочитывал, боясь забыть.
11 марта 2007 года
На следующий день разговаривала с Ал. Вас. Петренко о фильме Лунгина «Остров». Он сказал: «Спасибо, что предупредили о фильме, а то бы пропустили!» Я спросила, понравился ли ему фильм. Он ответил: «Галюсе очень понравился, а мне — понравился. Наверное, это важно, что Лунгин сделал — он рассказал и пересказал то, что все знать должны. Но не знают. Это мессианство, просветительство, что ли. И на том спасибо. Но не искусство. Хотя, может, и не прав я, деревенщина!»
Еще Василич замечательно говорил о нашем пилотном выпуске «От всей души» 20 лет спустя» о МИСИ. Трудно далась запись. Потом был не менее трудный монтаж-перемонтаж. Мы 10 раз все перекладывали. И получилось! О чем мне и сказал мудрейший Ал. Вас. Петренко. И заключил он пафосно: «Если кому-то из руководства страны не наплевать на будущее, эту передачу нужно объявить национальным проектом! Ведь только здесь мы наконец людей увидели! Настоящих! А то все звезды, звезды! И начинаешь путаться: а есть ли еще другая жизнь? Другие люди?»
■ ■ ■
— Смерть жены была для Петренко ударом?
— После ухода Галюси он потерялся. Видимо, его мучило чувство вины: он ведь в последнее время почти не жил в Москве, все время искал повод уехать на дачу. Может быть, у него уже была другая жизнь. А Галя сильно болела, становилась мрачной, выдерживать это было тяжело…
У нее была волчанка, отечные ноги, давление… И потом этот знакомый всем русский грех…
— Это было из-за отношения к ней Петренко?
— Нет-нет! Но ей все время казалось, что она не нужна никому и ей надо уйти. Она знала, что уйдет скоро.
— То есть была не самым веселым человеком…
— Она была не самым веселым человеком, но, безусловно, умным и талантливым! Блестящий журналист и критик, Никита Михалков ее очень ценил, всегда ждал ее вердикта. После ее смерти Петренко вдруг начал читать ее переписки с Чиаурели, Товстоноговым и сказал мне: «Ты знаешь, я только сейчас понял, какого масштаба и таланта она была». И загорелся: «Я хочу сделать книгу!»
— Не сделал…
— Да, к сожалению, не сделал. И где теперь та удивительная переписка с великими, которая так потрясла Петренко? Грустно. Очень. Уже была в его жизни Азима, он называл ее «моя узбечка». И началась, видимо, другая жизнь.
— В браке с Галиной у Петренко не было общих детей?
— Нет. Но он безумно любил детей ее сына Миши Кожухова — Макара и Машу. Эти дети были для него такой отдушиной!
— И свои дети у него ведь были.
— Дочка от первого брака, но он с ней практически не общался. Они попытались взять ее к себе, но не случилось. После смерти отца она пыталась добиваться наследства, но все получила его третья жена, которая, кстати, утверждала, что Петренко — отец ее младшей дочки. Всего у нее было пятеро детей.
— Это было правдой?
— Почти уверена, что нет.
— Ваши отношения с Алексеем Васильевичем постепенно сошли на нет?
— Да, это случилось уже при его третьей жене. Азима отрезала всех. Он нас, правда, приглашал на свадьбу, мы не пошли. Не могли. А если честно, не захотели.
— Когда вы общались с Петренко в последний раз?
— За две-три недели до своей смерти он вдруг позвонил… Пригласил меня на сьемку передачи «Линия жизни», сказал, что хочет большую часть посвятить Галюсе.
— Вас не удивило, что он вдруг вспомнил про Галину?
— Не удивило… нет. Так должно было случиться… Мне кажется, что к концу жизни он в полной мере осознал, кого потерял. Почувствовал эту потерю.
— Вы ходили на сьемку?
— Нет. Он позвонил накануне, а я болела… Потом, у меня нет того моего интервью, хотя оно, правда, было замечательное. Это был поразительный и пронзительный монолог о любви к Василичу, которому она с радостью отдала свою жизнь…
С Галюсей, конечно же, было трудно, особенно в последние годы. Но не вспоминать то интеллектуальное пиршество, которое постоянно было у них с женой, он не мог.
Мне кажется, что Петренко и согласился на передачу «Линия жизни» из-за Галюси. Он, может быть, в полной мере начал теперь понимать, какого масштаба была эта женщина, сколько души отдала ему, скольким ради него пожертвовала… И в этой передаче он, как истинно верующий, наверное, хотел покаяться публично, отдать должное покойной жене, которая любила его больше жизни.
Мне кажется, он «подытоживал» себя…
Нет Галюси. Не стало Петренко. Ушла та изумительная атмосфера праздника, которая сопровождала каждую нашу встречу. Но теперь они вместе. Там.
Когда он взлетел и приземлился, ему было 27, а когда ушел навсегда — 34
Очередная годовщина полета Гагарина в космос. Очередная, потому что не круглая, так и не ставшая праздником, выходным, красным днем календаря. Но телевидение советский триумф имени Юрия Алексеевича не пропустило. Многочисленные документальные кино о космических первопроходцах на Первом, на «Культуре», плюс «Салют-7» на «Россия 1», «Москва—Кассиопея» и «Отроки во Вселенной» на «Мире», «Космос как предчувствие» и «Первые на Луне» на ОТР.
…Эх, поздно я родился. До сих пор перед глазами кадры 12 апреля 1961 года: работа отменяется, учеба что в институте, что в школе отменяется, лучший на свете праздник непослушания под руководством государства, вся Москва поголовно высыпала на улицы встречать своего героя — вот счастье, вот судьба.
Гагарин — первый среди равных. Уже тогда в СССР прекрасно знали, что такое пиар. Уже тогда безупречно верили, что Юра долетит, он вернется, обязательно вернется. Среди претендентов на гордое звание космонавта №1 были прекрасные парни, спортсмены, отличники боевой и политической подготовки, технари… Но все понимали, что при прочих равных у первого человека в космосе должно быть еще что-то, возможно, самое главное, отличное от других, ведь он будет представлять на всем земном шаре нашу страну, а значит, мы должны показать товар лицом, нового человека, лучшего человека, самого симпатичного человека. Вот эта знаменитая гагаринская улыбка перевесила всё. Посмотрите на него во всех видео — Юрий Алексеевич просто светится изнутри. Пробивает экран, он весь какой-то теплый, родной, близкий, так и хочется подойти и обнять его. Вот этой неповторимости не было у замечательных людей — Титова, Быковского, Леонова… Вот почему первым был Гагарин.
Но на него, Юрия Алексеевича, был и другой взгляд. Есть такой очень известный советский фильм «Укрощение огня», ну очень советский. Это про великого космического конструктора Сергея Королева. Его прекрасно играет Кирилл Лавров. Так вот о Гагарине там ни слова. Есть безымянный летчик, которого готовят, да, а потом сажают в «Салют»… «Ты что, бандероль, посылка, чемодан? Ты что, ничего не соображал?» — «Ни бум-бум» («Ирония судьбы, или С легким паром!»). Вот так представлен здесь герой мира, лучший из лучших, в знаковом фильме, ставший вдруг лишь космическим пассажиром, а вся слава достается, конечно, Королеву, гению. Кстати, ту же версию по отношению к Гагарину высказал не так давно и Юрий Лоза. Но Лозу слушать себе дороже, пусть лучше про плот поет.
Они сочтутся славой, генеральный конструктор и космонавт. Только та улыбка Юры дорогого стоит, самого дорогого. Она так много значит в этой жизни. И ведь не искусственная натянутая, как у американцев, а от всей души, от всего сердца. Она так много сказала миру о наших людях, о том лучшем, что в них есть, о Родине. Да, Гагарин редкий человек, один такой, но он выразил всех нас, ту высокую мечту, которая иногда сбывается. Успел, ведь когда он взлетел и приземлился, ему было 27, а когда ушел навсегда — 34 всего…
В этих документалках мы видим его живым. «Знайте, каким он парнем был…» Вот он на «Голубом огоньке», вот отвечает на вопросы журналистов… Всегда шутит, всегда улыбается… Ох эта гагаринская улыбка, так изменившая мир. Счастье, что первым был он.
ГОВОРИМ ПО-ЯКУТСКИ
Казалось, возобновленный «Закрытый показ» на Первом приказал долго жить. Что представляет собой наше новое кино, кому сейчас нужна эта заумь и сплошная депрессуха? Правда жизни? Ну дайте же ее талантливо. Только новые Тарковские и Сокуровы так скоро не рождаются. Если вообще когда-нибудь родятся.
И вот сюрприз: в «Закрытом показе» якутский фильм «Не хороните меня без Ивана». Якутское кино не менее известно и популярно в мире, так же как иранское или южнокорейское. Да, этника, экзотика, но есть что-то еще, раскрывающее всю поэтичность народа.
Якутия, напомню, часть России, но все равно неповторимая отдельная страна. Почти весь фильм идет на якутском, с русскими субтитрами.
Одна из основных религий там — шаманизм. Основная — айыы, многобожие, очень близкое к русскому доисторическому язычеству. А кино у них от почвы, от земли, родившей столь уникальный народ, народ Белого Солнца. Такой внешне сдержанный, лояльный, тихий даже, а внутри у каждого буря, гром и молнии, свет в конце тоннеля. Вот якутское кино нам показывает мир, сущность народа через отдельных людей, в них как в капле воды…
Сначала фильм, потом спор, мысли вслух. Гордон провел это ювелирно, необыкновенно тактично. Все собравшиеся в студии якуты и русские были ему так интересны, а он бережен к каждому из них.
Если без пафоса, это и есть модель взаимоотношений народов в такой сложносочиненной стране, как Россия.
Национальный вопрос — самый главный, ведь именно на нем обломался СССР. А там тоже далеко не все говорили по-русски, даже не знали русский. Помните «Мимино», когда Валико прилетел в село крутить индийский фильм? Он один знает русский, все остальные понимают только грузинский. Но это не мешало нам жить вместе в одной стране.
Еще я вспоминаю Олимпиаду-80, церемонию открытия. Все 15 республик закружились в национальных хороводах, а окаймлял, обрамлял, сцеплял все это пестрое зрелище русский круг, венец творения — такой символ, такая философия. Идеал жизни в СССР, как оказалось, несбыточный.
Россия беременна национальным многообразием. И оттого здесь надо поступать тонко и нежно, словно работаешь со скальпелем. Крен либо в одну сторону — русификацию, либо в другую — абсолютный приоритет национальностям, — и всё посыплется. Не дай бог.
Вот здесь нужна золотая середина. И быть как ведущий Гордон: внимательным к каждому, доброжелательным, но стоять на страже баланса общего интереса.
Ведь тогда каждая республика, область, автономия своей неповторимостью будет лишь дополнять, обогащать Русский мир, соединять Россию, а сам Русский мир никого не будет пугать. Пусть цветут сто цветов.
Ковровые дорожки церемонии и вечеринки после раздачи призов по традиции становятся местами, где выгуливают платья, копии которых, возможно, скоро появятся в разных ателье. Но попадаются там и наряды для смеха
Эмма Стоун
Это платье попало в историю вместе с актрисой. Далеко не каждый раз кинодиве с «Оскаром» в руках приходится иронизировать по поводу разъехавшейся молнии. Эмме пришлось. Интересно, как отреагировало начальство в Louis Vuitton?
Зендея
Наверное, девушкам с такой талией не очень сложно с выбором нарядов. Но от Зендеи обычно ждут совершенства, потому как на ковровых дорожках она ничего, кроме восторгов, не вызывает. И в этом случае совершенство — не равно скуке.
Марго Робби
Видимо, так выглядит похмелье после Барби-угара. Фильм прокатили на церемонии, но это не мешает Марго Робби прямо сейчас быть чуть ли не королевой Голливуда. И заявиться на вечеринку после церемонии в абажуре для лампы.
Дуэйн Джонсон
Идеальные смокинги лучше оставить Тому Форду и другим экспертам, за которыми все равно не угнаться. Но у «Скалы» своя персональная и многим недоступная неотразимость. Нашим звездам шансона на заметку.
Карен Шахназаров: «Мне удалось проработать на «Мосфильме» всю жизнь. Это большая привилегия»
30 января киностудия «Мосфильм» отмечает 100-летие. Именно в этот день век назад состоялась премьера фильма «На крыльях ввысь» Бориса Михина, с которого и пошел отсчет жизни старейшей кинофабрики.
Студия возникла на базе национализированных кинофабрик, созданных в 1923 году крупными российскими кинопромышленниками Ханжонковым и Ермольевым. В 1927-м на Ленинских (Воробьевых) горах был заложен киногород. Нынешнее название студия получила в 1936 году.
У «Мосфильма» славное прошлое. Здесь работали Сергей Эйзенштейн, Александр Довженко, Всеволод Пудовкин, Григорий Александров, Михаил Ромм, Александр Птушко, Григорий Чухрай, Михаил Калатозов, Марлен Хуциев, Андрей Тарковский, Сергей Бондарчук, Леонид Гайдай, Василий Шукшин, Владимир Меньшов, Александр Митта, Эльдар Рязанов, Вадим Абдрашитов… Здесь снимались «Летят журавли», «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука», «Обыкновенное чудо», «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Москва слезам не верит», «Калина красная», «Чучело»…
Накануне юбилея мы поговорили с генеральным директором киноконцерна «Мосфильм», кинорежиссером Кареном Шахназаровым. Свои фильмы «Мы из джаза», «Зимний вечер в Гаграх», «Курьер», «Город Зеро», «Цареубийца», «Всадник по имени Смерть», «Анна Каренина. История Вронского», «Хитровка. Знак четырех» он также снимал на базе этой киностудии.
— Какие юбилейные мероприятия у вас запланированы?
— 2 января открылась новая экспозиция в нашем музее, посвященная 100-летию. 19 января на телеканале «Россия» в рейтинговое время прошла трансляция концерта «Первые 100 лет. Юбилей киностудии «Мосфильм». Он проходил в Первом павильоне. По-моему, получился хороший концерт. Идут показы классики, созданной на киностудии. Фактически мы уже отметили юбилей.
— В цифре 100 чувствуете магию?
— Для меня она существует. Это серьезная цифра, важный этап для студии и людей, которые на ней когда-то работали и работают теперь. Их тысячи — талантливых и самобытных. Многих я застал и счастлив, что мне удалось проработать на «Мосфильме» всю жизнь. Это большая привилегия.
— Вам поступали какие-то директивы сверху в связи с юбилеем или все, что придумано, — ваша инициатива?
— Никаких сигналов не поступало. Главное, что мы запустили новый комплекс, построили киноконцертный зал, два новых павильона, Дом костюма и реквизита к 100-летию, хотя специально к дате это не планировалось. Я считаю, что это и есть наш главный вклад к юбилею. Такого серьезного строительства на «Мосфильме» не велось с середины 1950-х. Оно увеличило мощности студии и качество производства во много раз. И сделано все не на бюджетные средства, как и все, что мы делаем.
— Вам хватает одной натурной площадки «Старая Москва»? Она узнаваема во многих картинах…
— Она хорошо вписалась и постоянно снимается, входит в маршрут экскурсий, которые проводятся на «Мосфильме». Это же Москва, и прекрасно, что ее узнают. Для строительства дополнительных натурных площадок у нас нет свободной территории. Нам вполне хватает «Старой Москвы». Конечно, если возникнет необходимость, то мы можем что-то новое построить. Пока ее нет. Да сейчас никто и не строит на натуре таких масштабных декораций. Если что-то надо, то все можно построить в павильонах. Их у нас теперь 17, что сопоставимо с самыми большими американскими студиями. Таких павильонов, как наши новые, пожалуй, нет даже в Америке. Они же не строятся каждые два года. И поскольку наши павильоны последние по времени, то они на сегодняшний день одни из лучших в мире, может быть, самые лучшие.
— Их осваивает в основном телевидение?
— Да. У нас снимается много сериалов и телевизионных программ. И так происходит во всем мире. Сейчас большие студии без телевидения существовать не могут. Их можно назвать кинотелестудиями. Конечно, большие декорации строятся и для кино, но в принципе не так часто такое происходит.
— У каких фильмов есть шанс получить в начальных кадрах ваш бренд — «Рабочий и колхозница»?
— Это может быть и картина, целиком финансируемая «Мосфильмом», и совместный проект, каких довольно много, где мы участвуем своими мощностями, вкладываем средства. Это может быть фильм, сделанный на «Мосфильме», но не имеющий нашего финансирования. Иногда производители обращаются с просьбами предоставить нашу марку. Мы их рассматриваем и решаем, насколько та или иная картина соответствует нашим требованиям с художественной точки зрения. В зависимости от этого предоставляем или нет марку «Мосфильма».
Но вообще-то сейчас в кино существует совсем другая система. Вы, наверное, обратили внимание на то, что в американских фильмах теперь тоже практически нет марок больших студий. Деньги на кино могут прийти, откуда никто и не предполагал. Создаваться оно будет на студии. Наличие марки определяет тот, кто финансирует проект.
— Ощущается ли на «Мосфильме» кадровый голод?
— Мы его не чувствуем, поскольку сами готовим кадры, и другого пути, на мой взгляд, нет. У нас есть курсы — бесплатные, кстати. Недавно набрали курс инженеров, есть курс редакторов, декораторов, ассистентов по реквизиту. Если говорить глобально, то кадровый голод есть всегда. Хорошие специалисты всегда нужны, но поскольку мы их сами готовим, то более или менее удовлетворяем свой спрос.
— Не знала, что «Мосфильм» занимается возрождением института редактуры, о необходимости которой в кино постоянно говорят…
— Мы этим давно занимаемся. Кого-то из выпускников наших курсов мы оставляем у себя работать. Редакторов ведь специально никто не готовит. Часто в эту профессию идут киноведы, но они слабо разбираются в кинопроизводстве и редакторской работе. Редактор в кино — все-таки отдельная профессия. Мы берем людей с высшим образованием, обучаем пять-шесть месяцев. Специально для этого приглашаем педагогов. С наших курсов вышло немало редакторов. Некоторые из них стали потом режиссерами и продюсерами, сняли фильмы. Например, хорошо вам известные Евгений Никишов и Валерий Федорович («Эпидемия», «Перевал Дятлова», «Кибердеревня», «Капельник», «Обычная женщина». — С.Х.). Никишов работал редактором на «Мосфильме». Люди растут, и мы этому не препятствуем. Очень многие работают в кино из тех, кто прошел наши курсы, причем в самых разных профессиях.
— Выпускники ваших курсов сами находят работу?
— Трудоустройством мы не занимаемся. Сейчас никто никого не трудоустраивает. Мы же не в СССР живем. Мы берем тех, кого считаем наиболее способными и нужными для нас. Остальные получают профессию и сами находят применение в кино.
— Переживете юбилей — что дальше? Какие планы ставите в новом столетии?
— К 100-летию мы имеем новый «Мосфильм», совсем не тот, каким он был, когда я на него пришел. Студия не может быть застывшей, поскольку постоянно меняются технологии, и их надо совершенствовать. Каждый проект требует своего подхода. Это творческая работа. Так и будем продолжать. У нас большая программа по реставрации картин. Будем ее и дальше развивать. У нас уже 6 миллионов подписчиков со всего мира на YouTube. Огромная аудитория! Это стало важной частью нашей деятельности. Давайте посмотрим статистику за неделю. Наш канал посетило 16 миллионов — значит, за месяц будет где-то 60 млн просмотров.
— Мосфильмовская коллекция богата на имена и фильмы. Пыталась определить десятку лучших картин, снятых за годы существования студии, но это невозможно.
— Это в принципе трудно сделать. Нельзя сравнивать кино разных авторов — Сергея Эйзенштейна и Володи Меньшова, Михаила Калатозова и Леонида Гайдая. У каждого свой стиль. Кто лучший? Можно назвать 100 лучших картин во всех смыслах и самых популярных, но выделить кого-то одного сложно, да и не нужно. Как нельзя сравнивать Есенина с Маяковским, поскольку это совершенно разные поэты, или Гоголя с Булгаковым — и выяснять, кто из них лучше. Это довольно наивно в искусстве. Понятно, что это часть современной информационной жизни.
— Тарковский вызывает повышенный интерес?
— Не могу сказать, что он самый просматриваемый режиссер. Кстати, у заграничных зрителей Тарковский не в первых рядах. Но это не показатель. В лидерах по просмотрам — военные фильмы, если говорить о дальнем зарубежье. Это интересная статистика. Если на территории бывшего СССР популярны комедии, то у иностранных зрителей они не самые востребованные. В дальнем зарубежье в основном военные фильмы пользуются спросом.
— Советские?
— В основном советские, но и российские картины тоже.
— Можете сравнить время, когда вы начинали на «Мосфильме», с нынешним? Когда было сложнее?
— Я начинал работать ассистентом режиссера, был режиссером-постановщиком. Сейчас я директор, и у меня совсем другие функции. Быть директором «Мосфильма» вообще достаточно сложно, хотя я привык. Это огромное предприятие с массой задач и проблем, которые возникают каждый день. Это предполагает совершенно другую меру ответственности. Сложнее в чем? С точки зрения цензуры?
— С учетом общей ситуации, умонастроения.
— Умонастроения всегда разные. Если у людей есть ум, то будет и настроение этого ума. Человек всегда сталкивается с какими-то проблемами. Сказать, что тогда было лучше, а сегодня хуже, нельзя. Я сам почти полвека работаю на студии. И если сравнивать «Мосфильм» с точки зрения технологий и качества, рассматривать его как производственно-технический комплекс, то, конечно, сегодняшний «Мосфильм» не сравнить с тем, каким он был, когда я пришел сюда в середине 1970-х. Это просто другого класса студия, действительно мирового уровня. Она не уступает ни одной другой в мире, а то и превосходит.
С точки зрения творческой атмосферы то время было сильнее. Советское кино середины 70-х генерировало гораздо более интересные художественные идеи, чем сегодня. Но это вопрос не к студии. Другое время было. Сегодня, на мой взгляд, российское кино не является таким же генератором идей, как в 1970-е. Это даже по мастерам видно. Когда я пришел на «Мосфильм», там работали Гайдай, Рязанов, Данелия, Тарковский, Шепитько, Климов, Райзман, Алов и Наумов. Прямо скажем, мастеров такого уровня в сегодняшнем российском кино нет. Вот вам и разница. А с производственно-технической точки зрения нынешняя студия — это колоссальный шаг вперед. А тогда она была плохо оснащена, оборудование было не очень хорошее. В кино это важно. Вот в этом разница. Организация кино вообще была другой. Тогда оно финансировалось через студии, а сейчас — через продюсеров. Но все это мое личное восприятие времени.
— Почему так? Сейчас меньше талантливых людей?
— Это метафизический вопрос. Я могу высказать только свое частное мнение. В советском кино и обществе была идея. Как к ней ни относись, но она была. Своя идея, свой взгляд на мир. В современном российском обществе ее нет. Об этом все время говорят. Нет идеологии и идей. Все очень фрагментарно. Случаются такие периоды в жизни страны. Мы живем в обществе потребления. Так же, как на Западе. Искусство вообще не очень совместимо с обществом потребления. Это и по Западу видно. Разве в западном кино много сейчас художественных открытий? На мой взгляд, нет. А были. В 70-е годы. И уровень мастеров был совсем другим. Это философский разговор. Ситуацию не изменишь приказами сверху или нашими пожеланиями. Это какие-то особые периоды в истории человечества.
— Тем не менее вы не утратили интерес к кино?
— Для меня это очень интересное дело. Когда я стал директором «Мосфильма», это был огромный вызов. По-своему это чрезвычайно творческая и интересная работа. Не забывайте, что мы не получаем финансирования и построили студию без бюджетных средств. В этом есть определенный адреналин. Мало кому в такую ситуацию приходилось попадать. Это сложно, но и интересно, и в определенной степени все равно что снимать кино, но гораздо более масштабно и рискованно. Кино снимать мне нравится.
— Вы еще не определились со следующей своей картиной?
— Пока нет. Замысел должен созреть, должна прийти идея того, чего я раньше не делал. Всегда исхожу из этого. Мне интересны вещи, которые я еще не пробовал. Поскольку я уже давно работаю в кино и снял более 20 картин, то нащупать что-то новое все сложнее.
Траурная церемония прошла по законам художественного произведения: завязкой стали очереди перед Малым театром и проверка документов на входе, кульминацией — склоки, устроенные зрителями в зале, а развязкой — вынос гроба под аплодисменты, которые сплотили всех, в том числе ссорившихся за пятнадцать минут до этого. Правда, житейская суета мешала осознать главное — патриарха русской сцены не стало. Но провожали Соломина именно как патриарха или, по образному выражению Валерия Баринова, — как короля, который умер, но нельзя сказать: «Да здравствует король».
За час до начала гражданской панихиды на Театральной площади начали собираться люди. У служебного входа в Малый театр дежурила пресса, а возле касс сделали «коридор» из металлических заграждений, где возникла очередь из «рядовых» зрителей. В 10.45 корреспондент «МК» насчитал в ней 80 человек, но всего за несколько часов с Соломиным простились не меньше трехсот человек, точную цифру установить невозможно ввиду «потоковости» процесса.
Журналисты, «охотившиеся» на звезд сцены и экрана на улице, зачастую оставались ни с чем. Сергей Гармаш приехал с букетом цветов, но молча прошел мимо камер и, кстати, уехал сразу же — в официальной части участия не принимал. Другие звезды соглашались дать интервью — но это была преамбула к самым главным словам.
Обратило на себя внимание обилие полиции, ОМОНа и других людей в форме: безопасности мероприятия уделили максимум внимания, даже журналистов проверяли сверхтщательно, сверяя списки приглашенных представителей прессы и ТВ и внимательно изучая документы.
Когда церемония началась, стало понятно, почему так. Отдать дань памяти Соломину приехал лично глава Следственного комитета Александр Бастрыкин.
«Вся Россия скорбит, провожая в последний путь Соломина. О нем говорят не только как о великом художнике, но и гражданине и патриоте», — сказал Александр Иванович. Бастрыкин призвал театральную молодежь брать пример с великого учителя, как делал в свое время Соломин, и вспомнил, что актер блестяще исполнял роли правоохранителей.
Из высокопоставленных персон на панихиду приехал советник президента Владимир Мединский. Был немногословен, назвал Соломина актером от бога и скалой, о которую разбивались новомодные театральные течения. «О многих из них мы уже забыли, а Соломин — есть», — победоносно произнес Мединский.
На сцену вышел заместитель главы аппарата правительства Леонид Левин, а телеграммы прислали Владимир Путин, Михаил Мишустин и другие первые лица страны. Стоит заметить, что в момент, когда ведущий панихиды зачитывал телеграмму от Путина, где шла речь о всенародной любви к Соломину, стоящая в зале зрительница устроила склоку из-за нехватки места. Ее просили вести себя потише и даже хотели вывести, но в ответ дама начинала шуметь особенно воинственно. До вмешательства полиции не дошло, но скандал возник дважды.
И, может быть, подобного удалось бы избежать, если бы организаторы не «заблокировали» партер, отдав прессе пространство амфитеатра, а «простым» гражданам — как бы ничего. Им предлагалось пройти перед сценой, оставить цветы, по желанию подойти к гробу — а потом покинуть зал. Чтобы остаться, за место на малюсеньком островке у таблички «выход» бороться приходилось любой ценой. «Пройдите, пожалуйста», «Здесь нельзя стоять», — звучало постоянно, сбивая настрой.
Лейтмотивом всех выступлений стали слова о том, что Соломин был верным хранителем классических театральных традиций, в день смерти Юрия Мефодьевича и сегодня его коллеги говорили о сиротстве, которое испытывают они и Малый, лишившийся своего капитана.
Заместитель худрука режиссер Алексей Дубровский признался, что Соломин театр считал своим домом и семьей и «каждый день оставлял здесь частицу своего сердца». «Эти частицы будут жить в каждом из нас», — заверил Дубровский, еще раз дав гарантию, что Малый театр с намеченного Соломиным пути не свернет.
К этому мало что можно прибавить, если детально процитировать выступления Бориса Любимова, ректора Щепки и зама Соломина, режиссера Дмитрия Барщевского, знаменитого актера Василия Бочкарева, других деятелей культуры, или Геннадия Зюганова, который пользовался языком политических митингов, рассказав о не проникшей в Соломина «либеральной гнили», войне Запада против «русского мира» и СССР как высокотехнологичной космической державе.
Перед лицом смерти все равны — и коммунисты, и «капиталисты»: когда гроб выносили, ссорившиеся 20 минут назад люди оказались духовно едины с теми, кого они расталкивали локтями. Все и со всеми были заодно и аплодировали почти десять минут. Как бы чувствуя необходимость соблюсти традицию, мороз отступил. Было почти тепло, на бархатные подушечки с наградами Юрия Соломина падал снег.
Работников театра и родственников на Театральной площади ждали три белых автобуса: впереди было отпевание в храме Христа Спасителя. Причем, чтобы увезти все венки, понадобились пять, а может, больше черных авто.
А похоронили народного артиста СССР, согласно его последней воле, рядом с супругой, на Троекуровском кладбище.
